Неточные совпадения
Радикальничать, так, по-моему, надо из земли Илью Муромца вызвать, чтобы сел он на коня
ратного, взял в могучие руки булаву стопудовую да и
пошел бы нас, православных, крестить по маковкам, не разбирая ни роду, ни сану, ни племени.
— «Во гриднице княженецкой, у Владимира князя киевского, было пированье почестный стол, был пир про князей, бояр и могучих богатырей. А и был день к вечеру, а и был стол во полустоле, и послышалось всем за диво: затрубила труба
ратная. Возговорил Владимир князь киевский, солнышко Святославьевич: „Гой еси вы, князья, бояре, сильны могучие богатыри!
Пошлите опроведать двух могучих богатырей: кто смеловал стать перед Киевом? Кто смеловал трубить ко стольному князю Владимиру?“
— Государь, — сказал он, соскакивая с коня, — вот твоя дорога, вон и Слобода видна. Не пристало нам доле с твоею царскою милостью оставаться. К тому ж там пыль по дороге встает; должно быть,
идут ратные люди. Прости, государь, не взыщи; поневоле бог свел!
Правда, не молод был боярин; но господь благословил его и здоровьем, и дородством, и
славою ратною, и волею твердою, и деревнями, и селами, и широкими угодьями за Москвой-рекой, и кладовыми, полными золота, парчи и мехов дорогих.
— Ах, жалость какая! — сказал Кирша, когда Алексей кончил свой рассказ. — Уж если ему было на роду писано не дожить до седых волос, так пусть бы он умер со
славою на
ратном поле: на людях и смерть красна, а то, подумаешь, умереть одному, под ножом разбойника!.. Я справлялся о вас в дому боярина Туренина; да он сам мне сказал, что вы давным-давно уехали в Москву.
Из ставки начальника прибежал было с приказаниями завоеводчик; но атаманы отвечали в один голос: «Не слушаемся!
идем помогать нижегородцам! Ради нелюбви вашей Московскому государству и
ратным людям пагуба становится», — и, не слушая угроз присланного чиновника, переправились с своими казаками за Москву-реку и поскакали в провожании Кирши на Девичье поле, где несколько уже минут кровопролитный бой кипел сильнее прежнего.
— Я встретил на площади, — отвечал запорожец, — казацкого старшину, Смагу-Жигулина, которого знавал еще в Батурине; он обрадовался мне, как родному брату, и берет меня к себе в есаулы. Кабы ты знал, боярин, как у всех
ратных людей, которые валом валят в Нижний, кипит в жилах кровь молодецкая! Только и думушки, чтоб
идти в Белокаменную да порезаться с поляками. За одним дело стало: старшего еще не выбрали, а если нападут на удалого воеводу, так ляхам несдобровать!
Иду я на службу на
ратную…
иду верой и правдой служить царю-государю нашему…
Вот Стрибожьи вылетели внуки —
Зашумели ветры у реки,
И взметнули вражеские луки
Тучу стрел на русские полки.
Стоном стонет мать-земля сырая,
Мутно реки быстрые текут,
Пыль несется, поле покрывая.
Стяги плещут: половцы
идут!
С Дона, с моря с криками и с воем
Валит враг, но, полон
ратных сил,
Русский стан сомкнулся перед боем
Щит к щиту — и степь загородил.
Если ты на
ратном этом поле
Позабыл о
славе прежних дней,
О златом черниговском престоле,
О желанной Глебовне своей!
Тогда кого-то слышно стало,
Мелькнуло девы покрывало,
И вот — печальна и бледна —
К нему приближилась она.
Уста прекрасной ищут речи;
Глаза исполнены тоской,
И черной падают волной
Ее власы на грудь и плечи.
В одной руке блестит пила,
В другой кинжал ее булатный;
Казалось, будто дева
шлаНа тайный бой, на подвиг
ратный.
Видно, впрочем, что и
ратное ученье не слишком удачно
шло в первое время, особенно в артиллерном деле.
Такие отзывы давали полное право г. Устрялову выразиться о Лефорте, что «удовольствия веселой жизни, дружеская попойка с разгульными друзьями, пиры по несколько дней сряду, с танцами, с музыкой, были для него, кажется, привлекательнее
славы ратных подвигов» (том II, 122).
Ужель
идет на подвиг
ратный!
Нам ведомо, на нас кем поднят,
шелКазы-Гирей, кичася силой
ратной!
Воля Божья!
Пожарского избрали мы всем миром,
Ему и править нами. Глас народа —
Глас Божий. Выборных людей
пошлем.
Просить и кланяться, чтоб
шел к нам наспех.
Теперь, друзья, несите, кто что может,
На дело земское, на помощь
ратным.
Я — Господи, благослови начало —
Свои, копленые и трудовые,
Все, до последнего рубля, кладу.
Вам хорошо — сполагоря живется,
У вас кормы и жалованье
ратным,
А мы живем день за день, точно птицы,
Сегодня сыт и пьян, и
слава Богу,
А завтра сам как хочешь промышляй.
Не грабил бы, неволя заставляет.
За что теперь мы бьемся?
Себя забудь и дел своих не делай!
Проси у Бога разума и слова,
Сухим очам проси источник слез!
На улицу, на площадь, на базары,
Где есть народ, туда и ты
иди!
Высокая апостольская доля —
Будить от сна своих уснувших братий
И Божьим словом зажигать сердца!
Когда увидишь, что сердца и народе
Затеплятся, как свечи пред иконой,
Тогда сбирать казну на помощь
ратным!
Сбирать людей на выручку Москвы!
Кузьма Захарьич! ведомо тебе,
Что мы всем миром
посылали к князю
Димитрию Михайловичу в Пурех
Нижегородцев, выборных людей
Из всех чинов, с великим челобитьем.
Князь Дмитрий наше челобитье принял
И приказал сказать всему народу,
Что ради веры пострадать готов.
У сбора же казны и у раздачи
На жалованье
ратным людям денег
Приговорили кланяться тебе
И звать к мирскому делу неотступно.
Уведали о том мирские галицкие начальники и
послали ратных людей со всеоружием и огненным боем изыскать отца Варлаама и учеников его…
Повстречалась мне за Непрой-рекой
Сила
ратная в сорок тысячей:
Шли во Киев-град злы татаровья,
С утра до ночи мосты ладили,
А Непра-река вырывала в ночь,
Да из сил она выбивалася.
Ярый тур Всеволод!
Стоишь на обороне,
Прыщешь на
ратных стрелами,
Гремишь по шеломам мечом харалужным;
Где ты, тур, ни проскачешь, шеломом златым посвечивая,
Там лежат нечестивые головы половецкие,
Порубленные калеными саблями
шлемы аварские
От тебя, ярый тур Всеволод!
Какою раною подорожит он, братие,
Он, позабывший о жизни и почестях,
О граде Чернигове, златом престоле родительском,
О свычае и обычае милой супруги своей Глебовны красныя.
— Горожане! братия! — начала снова Марфа. — Время наступает, отныне я забываю, что я родилась женщиной; прочь эти волосы, чтобы они не напоминали мне этого; голова моя просит
шлема, а рука меча; окуйте тело мое доспехами
ратными, и, если я хоть малость отступлю от клятв моих, — залейте меня живую волнами реки Волхова, я не стою земли.
Зоркие глаза Иоанна прочли в душе моей, и Иоанн называет моего Андреа своим полководцем, беседует с ним о
ратном деле, разжигает его молодое сердце
славою воинскою, а сыновьям своим строго наказывает, на помин души его, не забывать отцовского воеводу.
Холод и жар, сплотившись вместе, изгнали пришельцев, и вместо французского ига, которое так самонадеянно готовил для нас избалованный
ратной удачей Бонапарт, доставили нам
славу освободителей Европы.
— А со мной в поход, кабы и женой моей была,
идти нельзя. Какой уж поход с бабами… Мало ли
ратных людей в поход
идет, а невесты и жены их дома сидят, молятся за них… Твоя чистая молитва девичья лучше всякой помощи, всегда будет со мной и от всякой опасности меня вызволит. Будешь молиться обо мне?
Против закона, уложенного самим великим князем с сыном и боярами, нельзя было
идти; только приказано полю быть не прежде, как полки воротятся из Твери. Для дела
ратного еще нужен был такой молодец, как Хабар.
— По штатской, яхонт, по штатской. Остуду, скажем, между мужем-женой прекратить альбо от зубной скорби заговорить… Деток кому подсудобить, ежели потребуется. Худого не делала. А по военной что ж… В стародавние годы заговоры по
ратному делу действовали, пули свинцовые отводили. А ныне, сынок, сказывают, кулеметы какие-то
пошли. Так веером стальным и поливают. Управься-ка с машинкой этакой…
— В поход он перво-наперво неволею
идет, а второе — он
ратный человек, в поход ходить — его служба. А Яшка что? На печи здесь сидел да на балалайке потрынкивал, вот и вся его служба.
— Горожане! братия! — начала снова Марфа. — Время наступает, отныне я забываю, что нарядилась женщиной, прочь эти волосы, чтоб они не напоминали мне этого, голова моя просит
шлема, а руки меча; окуйте тело мое доспехами
ратными, и, если я немного отступлю от клятв моих, залейте меня живую волнами реки Волхова, я не стою земли.
— Да. Прими в труд, передай Ксении Яковлевне, от Ермака-де,
ратная добыча,
шлет от любящего сердца.
Посылай меня, на какое дело тебе только вздумается, на
ратное, на смерть; заточи меня вместо Антона, но только помилуй его.
Всела московская рать на коня, другой велено
идти из Новгорода. Русские при Иване Васильевиче вкусили уже
ратной чести не однажды; было и ныне много охотников искать ее. Огнестрельными орудиями управлял Аристотель, отторгнутый от великого труда своего; художник снова преобразился в розмысла.
Можно бы и не одну тысячу
послать, только трудно было везти, и тому рад, что
ратные люди взяли их по себе; а к Москве посылка не дешева станет, кроме подвод».
— Ермак, братцы, в
ратном деле и черта за пояс заткнет. Такие
шли толки.
Князья, люди первых фамилий русских, которых отцы стяжали себе
славу на
ратном поле, рядом с бессмертным Петром, или в сенате, бесстрашно говоря ему правду, спешат наперерыв записаться в скоморохи, в шуты…
Певец
Сей кубок
ратным и вождям!
В шатрах, на поле чести,
И жизнь и смерть — всё пополам;
Там дружество без лести,
Решимость, правда, простота,
И нравов непритворство,
И смелость — бранных красота,
И твёрдость, и покорство.
Друзья, мы чужды низких уз;
К венцам стезёю правой!
Опасность — твёрдый наш союз;
Одной пылаем
славой.
Пыль туманит отдаленье;
Светит
ратных ополченье;
Топот, ржание коней;
Трубный треск и стук мечей;
Прахом панцири покрыты;
Шлемы лаврами обвиты;
Близко, близко
ратных строй;
Мчатся шумною толпой
Жены, чада, обручении…
«Возвратились незабвенны!..»
А Людмила?.. Ждет-пождет…
«Там дружину он ведет...
Хвала сподвижникам-вождям!
Ермолов, витязь юный,
Ты
ратным брат, ты жизнь полкам,
И страх твои перуны.
Раевский,
слава наших дней,
Хвала! перед рядами
Он первый грудь против мечей
С отважными сынами.
Наш Милорадович, хвала!
Где он промчался с бранью,
Там, мнится, смерть сама прошла
С губительною дланью.
Миновался
ратных строй…
Где ж, Людмила, твой герой?
Где твоя, Людмила, радость?
Ах! прости, надежда-сладость!
Все погибло: друга нет.
Тихо в терем свой
идет,
Томну голову склонила:
«Расступись, моя могила;
Гроб, откройся; полно жить;
Дважды сердцу не любить».